Американец Филип Гласс – живой классик минимализма, одного из самых влиятельных музыкальных течений XX века. Написанный в 1983 году «Эхнатон» – заключительная опера его «портретной трилогии», посвященной масштабным персонажам мировой истории, захваченным собственными идеями и повлиявшим с их помощью на человечество. Но если предыдущие части трилогии – легендарный «Эйнштейн на пляже» (1976) и «Сатьяграха» (1979) – рассказывают о жизни и концепциях героев сравнительно недавнего прошлого (соответственно, Альберта Эйнштейна и Махатмы Ганди), то «Эхнатон» отправляет нас на три с половиной тысячи лет назад. Историю древнеегипетского фараона Эхнатона, завороженного богом солнца и пытавшегося ввести культуру поклонения исключительно этому богу в политеистическом Египте, некоторые учёные считают прообразом и предвестником появления авраамических религий. Словно подчеркивая эти связи, Гласс в своей опере смешивает языки: древнеегипетский соседствует с библейским ивритом и языком публики, для которой осуществляется конкретная постановка. 

Начав писать оперы в 1970-е, Гласс сумел предложить новый тип организации оперного материала, не опирающийся на арийно-речитативный способ развития сюжета. От сюжета как двигательной силы он в известном смысле вообще отказывается: скажем, при написании «Эйнштейна на пляже», композитор сочинял музыкальные иллюстрации к эскизам, созданным режиссёром Робертом Уилсоном. «Эхнатон», как и другие оперы Гласса, представляет собой последовательность медитативных музыкальных зарисовок, а развитие действия опирается на смену ритма в повторяющихся фразах. В этом движении слышатся одновременно величественность и тревога (любители кино легко узнают во вступлении к «Эхнатону» музыку из «Левиафана» Андрея Звягинцева). Заглавная партия написана для контратенора: в этом нетипичном для современной оперы решении – намёк на хрупкую и, возможно, андрогинную природу Эхнатона, неизменно поражающую исследователей в многочисленных скульптурных изображениях египетского фараона. Эта контрастная высотность становится особенно заметна на фоне отсутствия в оркестре скрипичной секции, делающего мистическое звучание «Эхнатона» еще более густым и мрачным.

Спектакль Фелима Макдермота, перенесенный в Мет из Английской национальной оперы и удостоенный в 2017-м Премии Лоуренса Оливье, способен удивить изысканностью костюмов и общим качеством картинки, но запоминается в первую очередь тем, как синхронно и виртуозно работающие группы актеров визуализируют музыкальный метод Филипа Гласса: повтор и течение, тревога и величественность, кружение и красота. 

АКТ I

 

 

Опера начинается со смерти Аменхотепа III. Мы видим одновременно его тело и его призрачный дух, зачитывающий слова из Древнеегипетской Книги Мёртвых. На похоронной церемонии мы наблюдаем за ритуалом, во время которого внутренние органы умершего извлекают и помещают в кувшины-«канопы», а тело оборачивают и бальзамируют. Церемония достигает момента, представляющего описанный в Книге Мёртвых ритуал, когда сердце фараона взвешивают на весах против пера: если сердце так же легко, как перо, Аменхотепу гарантирован путь в загробную жизнь.

 

Сын Аменхотепа выступает вперед, начиная церемонию коронации. Новый фараон одет в священные одежды; короны, символизирующие Верхний и Нижний Египет, соединяют вместе, чтобы продемонстрировать власть Аменхотепа IV над всем Египтом. После коронации фараон восходит на ступени, чтобы выступить с обращением.

 

У Окна Явлений фараон объявляет о намерении создать монотеистическую религию. Он меняет своё имя с Аменхотепа, «духа Амона», на Эхнатона, «духа Атона». Эхнатон, его жена Нефертити и мать Царица Тия прославляют Атона, бога солнца. Когда трио произносит свои слова у окна, позади них встаёт солнце.

 

 

АКТ II

 

Эхнатон и Царица Тия начинают претворять в жизнь обещанные им перемены. Эхнатон ведёт борьбу за изгнание старой религии и замену её своей. Он входит в храм и находит там жрецов, выполняющих прежние ритуалы. Эхнатон изгоняет их и формирует новый порядок Атона.

 

Эхнатон и Нефертити провозглашают свою любовь друг к другу.

Место для нового города тщательно выбрано. Город Ахетатон - «Город Горизонта Атона» - строится во славу новой религии.

 

 

Эхнатон молится своему богу. Его видение новой религии и нового общества сформировано.

 

 

АКТ III

 

Эхнатон и Нефертити живут в замкнутом мире, который создали, со своими шестью дочерьми. Между тем Царица Тия неспокойна. Она чувствует волнение за стенами города. У ворот собираются толпы, приходят письма, выражающие растущую обеспокоенность по поводу самоизоляции Эхнатона.

 

Жрецы Амона выходят из толпы и прорываются через двери дворца. Дочери пытаются сбежать и оказываются отрезаны от Эхнатона, теряясь в растущей массе людей. Царица Тия и Нефертити также отрываются от Эхнатона, которого в конце концов убивают. 

 

Отец Эхнатона оплакивает смерть своего сына. Тем временем новый фараон, молодой Тутанхамон, проходит обряд коронации на церемонии, подобной церемонии его отца. Старая политеистическая религия восстановлена.

 

На фоне церемонии группа современных студентов слушает лекцию профессора.

 

Призраки Эхнатона, Нефертити и Царицы Тии снова слышны из древнего мира.

Автор: Вадим Рутковский

«Эхнатон» Филиппа Гласса в Metropolitan Opera теперь навеки в истории – благодаря видео и проекту TheatreHD. Абстрактная опера о фараоне-революционере, пытавшемся свергнуть старых идолов и установить монотеистическую религию, обрела барочную плоть в постановке британца Фелима Макдермотта. 

Макдермотт – режиссёр уже хрестоматийной «Сатьяграхи», совместного проекта Английской Национальной оперы и Met, поставленного в 2007-м и с тех пор несколько раз возобновлявшегося. Посвящённая Ганди «Сатьяграха» (1979) – вторая часть условной трилогии Филипа Гласса, начатой в 1976-м «Эйнштейном на пляже» и законченной в 1983-м «Эхнатоном». Оперный цикл о людях, менявших мир, объединил титанов ХХ века с полумифической фигурой – фараоном, взошедшим на царство после смерти отца Аменхотепа III и отринувшим привычное древнеегиптеское многобожие. Для начала он меняет себе имя – с Аменхотепа IV, на Эхнатона, то есть, «духа Атона», солнечного божества. Во втором действии фараон, поддерживаемый матерью – царицей Тией и женой – царицей Нефертити, изгоняет жрецов из храма и строит новый священный город.

В третьем всё печально: по прошествии семнадцати лет Эхнатон с семьёй пребывает в самоизоляции (да, это слово вернулось в лексику любителей музыки ещё в ноябре, после премьеры в Met, задолго до насильственной коронавирусной изоляции), народ бунтует, жрецы вновь входят во власть и убивают царя, преемник Тутанхамон отменяет реформы и возвращает прежние обычаи, а рядом с призраками Эхнатона, Нефертити и царицы Тии появляются современные студенты, которым все исторические изыскания нужны как прошлогодний снег. «Эхнатон» Макдермотта дебютировал в ENO в 2016-м, осенью прошлого года был перенесён в Met, снят на видео и теперь входит в коллекцию проекта TheatreHD.  

Музыка Филипа Гласса – спасительная соломинка для неуверенных в себе кинорежиссёров: Гласс – как Арво Пярт, включил в саундтрек – и ничего больше делать не надо, зрительское сердце без дополнительных усилий забьётся с восторгом чувств. Но в кино используются короткие отрывки, а опера – это музыкальный материал на два с половиной часа (с антрактами хронометраж «Эхнатона» переваливает за три с половиной), причём либретто умещается на странице, то есть, действия – минимум, и как это ставить в «широком формате» (а величественность музыки иного и не предполагает), большой вопрос. Макдермотт отвечает на него, вспомнив о другом человеке-солнце – короле Людовике IV и его галантных версальских празднествах. Во время коронации слуги в гимнастических костюмах, похожих на растрескавшуюся под лучами немилосердного пустынного солнца землю (художник – Кевин Поллард), обряжают обнаженного Эхнатона в причудливое, сюрреальное, но однозначно отсылающее к эпохе барокко «новое платье короля».

Пышность и церемонность сценического действия, плавного, как смена света в эпизоде молитвы Эхнатона, оправдана оперой: использующий бесконечно повторяющиеся структуры минимализм Гласса близок барочной музыке с её «вечным» движением – не вдаль, но вширь, «развертыванием» в пространстве, зеркальной симметрией, ощущением времени как круговорота и слиянием экстаза с тревожностью. Для контратенора – в согласии с канонами барокко – написана заглавная партия; в спектакле Met её исполняет Энтони Рот Костанцо, которому принадлежит авторство иммерсивного спектакля GlassHandel, скрестившего Гласса с Генделем (и ещё много с чем, от живописи Джорджа Кондо до фэшн-дизайна Рафа Симонса).

Цирка, к которому активно обращается Макдермотт, при дворе Людовика не существовало, но и это визуальное решение встраивается в смысловую мозаику «Эхнатона»: настоящий современный цирк – это цирк солнца, и пусть жонглёры, участвующие в спектакле гораздо сдержаннее магических беспредельщиков из Cirque du Soleil, ассоциация очевидна. Кажется, нет более подходящей пластической метафоры для ложного бега времени, чем белые мячи, взмывающие вверх из рук цирковых артистов; их оплошности, навсегда задокументированные камерами, – трогательный штрих, внесённый реальностью.

Схватка Эхнатона с жрецами – наполовину танец, наполовину состязание перформеров, жонглирующих булавами; битва – но такая, что способна ввести в транс, и в этом плане «военные» действия у Гласса/Макдермотта близки любовному дуэту Костанцо с дебютирующей в Met Дженай Бриджес в роли Нефертити.

Весельчаки-арлекины из спектакля Андрея Могучего «Pro Турандот» перечисляли примеры настоящего счастья; среди них был такой – «опера, в которой все слова понятны». «Эхнатон» – тот редкий случай, когда даже субтитры читать необязательно; партия покойного Аменхотепа, чей призрак почти не покидает сцену, вообще написана в прозе, требующий перевода английский язык сведен к минимуму, часть либретто написана на древнегипетском и иврите; смысл – в звучании, а не в подстрочнике.